Зенит Михаил Куснирович Виталий Мутко Елена Исинбаева Валерий Харламов Евгений Плющенко Сочи-2014 BoscoSport
Веселье в «Русском доме», вечеринка «Зенита» в Монако и корпоратив со стрельбой у бандитов.
– Олимпиада идет, вы не в Пхенчхане. Почему?
– Я и в Рио не ездил. Все просто. Все моя олимпийская история, кроме Сеула в 1988-м, связана с Bosco. Михаил Эрнестович Куснирович, сейчас уже близкий друг, пригласил в Афины, с тех пор я не пропустил ни одних Игр вплоть до Сочи. Шесть стартов подряд был частью Bosco family. Теперь экипировщик сменился. Нет Михаила, нет и меня. Но за это время мы сделали большое дело.
– Какое?
– История Bosco на Олимпиаде началась в 2002-м. Куснирович говорил, что так обидно видеть наших болельщиков серенькими. Сам помню это чувство с подросткового возраста. Тогда существовал тотальный дефицит всего. В магазине выкидывали югославские женские сапоги, и люди покупали даже не свой размер. Чтобы потом можно было на что-то обменять. Такое унижение, что наше самое плохое.
На контрасте вспоминаю Турин. Подъехал там к «Русскому дому» – стоит километровая очередь. Все в магазин, чтобы приобрести одежду с нашей символикой. Куртки с надписью Russia. Тогда еще Dolce&Gabbana внесли вклад: сказали, что у русских самая красивая форма. И вот иду мимо людей. Из очереди выходит человек, хватает меня: «Your size 50?». Даже не понял, о чем речь. На автомате кивнул. Он такой: «Change». А на нем дубленка Brioni стоимостью не меньше 8-10 тысяч долларов. Предлагал обмен.
– Ваша реакция?
– Сказал: «No. No possible». А про себя: «Йес! Получите!». Такое счастье испытал.
И считаю, что главный итог нашей деятельности, что русские стали выглядеть на трибунах не только достойно, но и ярче всех. Посмотрите сейчас на болельщиков из России: красно-белая армия. Приятно смотреть. На всех Олимпиадах незнакомые люди видят, что ты в национальной куртке, кричат: «Привееет!». Это очень правильная тенденция. Это сплачивает. Мы начинаем гордиться собой. А что делали раньше? Русская речь – идем, как будто не понимаем ничего.
– Это и правда отлично. Но сам «Русский дом» с песнями, плясками и икрой – для чего он был нужен?
– Частная инициатива, чтобы поддержать атлетов. Обычно на Олимпиадах два «дома»: большой с чиновниками. Это не от Bosco. И поменьше – тот, который организуется за личные деньги Куснировича и его компании. Подчеркиваю – не государственные. Вот в него в 2004-м мы с Игорем Бутманом, его квартетом и поехали. Это была первая проба культурной программы. Помню тот маленький магазинчик экипировки на первом этаже двухэтажного здания. И маленькое кафе на крыше.
– Шесть подряд Олимпиад – как получалось, что каждый раз брали вас?
– На эту тему даже друг Иван Ургант шутил: «Альберт Демченко, Валерий Сюткин и Чебурашка – главные опоры нашей сборной». Приглашали и правда многих. Почему остановились на мне? Там не нужен концерт. Не так, что закончился спортивный день, люди приходят в Bosco-кафе, а вы говорите: «Добрый вечер. Садитесь, пожалуйста. Жоскен Депре, 15 век». Нет! На Играх надо по-другому – тамада, поешь, развлекаешь. Важна правильная эмоция. Поговорить с ребятами часто нужнее, чем сыграть концерт.
Знаете, как задача женщины по Жванецкому – возбуждать и успокаивать. А наша – чествовать и иногда утешать. Спортсмен закончил соревнование – у него медаль на шее или разочарование. Идет снять стресс. Входит, и мы делаем все, чтобы был счастлив. Если борец хочет лезгинку – организуем. Если говорит, что его любимая песня – что-то из Пугачевой, поем ее. Или делаем «Королеву высоты» в честь Лены Исинбаевой. «Королеву быстроты» в честь девочек-бегуний. Даже «Королевы синхроты» у нас были. Маша Киселева потом сказала: «Как появился Валера, берем только золото».
Кстати, полная ахинея, что вместо тренировок спортсмены приходили к нам гулять и нарушать режим.
– Не приходили?
– Только после завершения соревнований. И мы делали для них незабываемые вечера. До сих пор дружу с Лешей Немовым. А началось все в Афинах. Его тогда засудили, после этого он пришел к нам. Очень расстроенный. Мы с Олегом Ивановичем Янковским не отходили от него весь вечер, общались.
В другой день зашла Исинбаева после золота: «Хочу спеть гимн». Смотрю на Бутмана: «Сделаем, Валера». И втроем мы исполняли его с листочка – на тот момент слов еще никто не знал. В Пекине это повторилось – уже наизусть. В Лондоне золота не получилось, ждем Лену. Приходит грустная, потухшая. Я где-то в уголочке. Посидела немного: «А где Валера?» – «Я здесь» – «А чего ты такой печальный?» – «Ну я понимаю, что в такие минуты не надо лезть с лишним общением» – «Не-не, я тебя увидела, подумала: «Поеду в Рио». Там ее не допустили даже до старта.
***
– Главная эмоция со всех Олимпиад?
– Финал футбола в 1988-м. Единственное событие, которое тогда посетил, зато какое! На игру группу из 15 артистов пригласила команда. Мы принесли барабаны и такое устроили там. Не успевали на поле смотреть. Перекричали весь стадион, посрывали голоса. Бразильцы в шоке: «Вы что, реально русские?». Других-то не было – желтая латиноамериканская армия, и мы с флагом. Потом сказали, что в трансляции нас показывали каждую минуту.
– Обалдеть.
– С того матча я унес две майки. Одну подарили бразильцы в перерыве – тогда мы еще обнимались. А под конец уже думали, как уйти живыми. Вторую – Леша Михайличенко. Мы сидели на седьмом ряду, после игры он подбежал к трибуне, кинул форму как раз в нашу сторону. Я поймал.
Потом мы это дело еще с ребятами на корабле отметили. Такая задушевная гулянка. Недавно Леша Прудников прислал фото – ой-ой-ой, там прямо видно, загул был страшный. Как на пьедестале показывают после «Формулы-1» – вот так. Рекой лилось. До этого у спортсменов сухой закон, а там оторвались.
С той же Олимпиады запомнил церемонию открытия. Смотрел на стадионе, меня снесло просто.
– Что так?
– Во-первых, само отношение. Мы стали первыми русскими, которые появились на летних Играх после многолетнего противостояния – корейцы так радушно это восприняли. Во-вторых, сама церемония – это нечто. Больше такого нигде не видел.
На каждом месте лежал пакет. Открываешь – там пронумерованные пакеты. №1 – приемник. Вещает больше, чем на 10 языках. Колесиком выбираешь русский, вставляешь наушник. Идет объявление: «Мы приветствуем тебя на Играх в Сеуле. Следуй нашим указаниям, и ты получишь большое удовольствие от праздника». Потом: «Открывай пакет №2». В нем плащ. Новое объявление: «Надевай». Надели. Вся противоположная трибуна красным цветом написала Welcome. Что-то получилось и на нашей. Следующий пакет – медаль-свисток. В наушнике говорят: «Не торопись. Все по сигналу». Следом: «Давай!» Тут 100 тысяч человек как начали свистеть. Гул над стадионом, как от реактивного самолета. Получалось, что зрители как бы участвовали в церемонии. Потрясающий режиссерский ход!
На тех же Играх познакомился с Бубкой. Он потом приходил в «Русский дом» в Турине на вечер ветеранов спорта. Присутствовали Старшинов, Михайлов, Третьяк. Там такая история произошла.
– Расскажите.
– Подходят два незнакомых человека – молодой парень и пожилой. Второй говорит: «Валерий, все здорово, песни старые, наша юность. Но вот у сына была песня, он ее очень любил». И напевает. Я мелодию помню, но слова не совсем. Говорю: «Мы этого не играем, к сожалению». Он жмет руку: «Жаль. Кстати, познакомьтесь, Александр Харламов». Я такой: «Господи!». Понимаю, что говорю с отцом и сыном величайшего хоккеиста.
Разговор слышал Леня Парфенов. Он же энциклопедист, помнит все советские песни. Подошел: «Я знаю текст». Ручкой написал его. И мы исполнили в честь форварда. Все сразу встали.
– Что за песня?
– «Ты прости, дорогой человек, если я тебя больше не встречу. Ты скажи хотя бы, как тебя зовут». Музыка Гамалия, слова Танича.
– Еще такие встречи помните?
– В Лондоне. После великого волейбольного финала в «Русский дом» приехали Алекно, Мусэрский и Волков. Собралась большая компания, начали вспоминать другие трогательные эпизоды спорта. Говорю: «Какой же я счастливый, что видел по ТВ три секунды Мюнхена». Вдруг встает человек: «Валера, это тебе». Протягивает книгу. Смотрю – Иван Едешко. И хватаюсь за голову. В лицо-то его не знал. Просто сидит высокий человек.
Такие моменты пробирают до слез. Высокая планка находится рядом с этими людьми, иметь возможность сказать привет Саше Овечкину. Хотя после 3:7 от Канады в Ванкувере мы ждали его, чтобы устроить допрос. Спросили: «Саша, ну как так?» – «Бывает. Прямо сразу не пошло. Попали под каток и никак». А с самого матча я ушел. Канадцы подкалывали. Не со зла, но стало как-то неприятно. Вот в Турине в полуфинале на финнах поддерживал до конца. С Гедиминасом Тарандой отвечал за поддержку. Гена вставал, бил в большой барабан, и мы кричали: «Ра! Си! Я!»
Во втором периоде рука мне на плечо. Поворачиваюсь – Вячеслав Старшинов. Говорит: «Не сорви голос. Проиграем» – «Почему?» – «По вбрасыванию вижу». То есть по настрою. И действительно ведь проиграли.
– Надо же.
– Я не специалист, но смешно получилось с футболом. Перед Евро-2008 приехал на открытие «Русского дома болельщиков» в Зальцбурге. На сам турнир не оставался – улетал. Перед самолетом с утра пил на улице кофе у гостиницы. Подсел Мутко, которого до этого не знал: «Валер, спасибо за открытие. Какой прогноз?» – «Ну играем-то мы сами знаете как. Требуется чудо. Чтобы оно произошло, нужна следующая ситуация: проиграть первый матч, сыграть вничью второй. Когда надежды уже нет, наступает наш час. Надо выигрывать, выходить из группы на самую сильную команду, и на этой мотивации можем дойти до полуфинала».
Этот путь сборная повторила почти один в один. Матч с Голландией я смотрел в спортбаре Новосибирска. Четыре утра, но город гулял. Вся Сибирь высыпала на улицу. Помню, как с ребятами обнимались. Самое интересное другое.
– Что?
– Через определенное время звонок: «Валерий Миладович? Из «Зенита» беспокоят. «Зенит» – «Манчестер». Что вы думаете? [Как сыграют?]» – «А что думать? Если я веду вечеринку, выиграем». Они засмеялись, но пригласили. И взяли в Монако.
Прилетел, матч уже идет. Я к телевизору. В гостинице показывают, что угодно – гольф, Формулу-1, но футбола нет. Тогда мчу в этот концертный зал Sporting, где планировалась вечеринка. Включаю телевизор там – тоже без футбола. Звоню людям в Москву: «Что происходит?» – «Не поверишь! Мы ведем. До конца минут 15». Тянулись они вечность, мы с Таней Булановой в неведении. Потом узнали о победе, дождались футболистов. И началось веселье.
Но не поверите. Прошло еще время, снова звонок [насчет прогноза]. Перед игрой с «Бенфикой»: «Ну что?» – «Ничего не скажу. Меня не будет, придется тяжеловато». Португальцы «Зенит» обыграли. До сих пор думаю: неужели Мутко рассказал про мои способности?
***
– Вы и Bosco – это денежная история?
– Нет, абсолютно. У нас дружба.
– На всех Олимпиадах выступали бесплатно?
– И не только на них. Мы сделали много вечеров для Bosco. Мы семья. Нельзя сказать, что все прямо безвозмездно, но это не имеет никакого отношения к Олимпиаде. Тут мои личные отношения с Михал Эрнестовичем. В случае с Играми деньги не играют роли. И никто никогда не говорит, сколько мы работаем. Надо работать? Без проблем. В Турине пели по 6-8 часов подряд. Там вообще получился такой праздник, самый веселый «Русский дом». На крыше был каток – я играл в керлинг. Приходили наши девушки из сборной, давали показательный урок.
Там же я уговорил Надежду Юрьевну Соловьеву (жена Владимира Познера – Sports.ru) привезти в Россию Jamiroquai. Они давали концерт на Medals Plaza. Сначала на ней наградили атлетов. Говорю: «Надежда, не уходи, обязательно посмотри». Вдруг сцена разворачивается, на ней в майке появляется Кей: «Ну, начнем». И как вмазал живьем! Температура около нуля, но он раздетый. А ребята на гитаре играли в перчатках с прорезанными пальцами.
На тех же Играх Плющенко после золотой медали приехал к нам. Мне потом звонили: «Ты звезда, посмотри телевизор». Включаю Euronews, CNN – по всем каналам кадры, как мы с Женей и Геной Тарандой поем: «Конечно, Женя, ту-туруру». Там же исполняли «Трус не катает бобслей» для Зубкова и Воеводы.
Я на ходу переделываю слова. А Миша [Куснирович] умеет организовывать потрясающие вечера. Он хлебосольный.
– Про это много рассказывали. Например, как в Ванкувере из одной колонки вместо бензина текла текила. Из другой вместо дизтоплива – водка. Потом еще возникли проблемы с полицией.
– Так и хочется спросить: вы там были или легенды какие-то?
– Сенатор Галлямов был и говорил потом: «В Bosco-баре бесплатно поили и кормили наших артистов, которые находились в постоянном полуобморочном и полупьяном состоянии, ползали на четвереньках».
– Не в курсе, каких артистов он видел. Знаю только, что если бы я ползал на четвереньках, меня бы на Олимпиаду больше никогда не позвали.
– Но кто-то ползал?
– Не могу сказать, не комментирую такое. Мир находится в своей голове, поэтому я не смотрю, кто и что делает.
Вижу только, что на каждых Играх «Русский дом» – самое интересное и красивое место. В Турине была большая фабрика. Ее видно отовсюду, вся в знаменах. В Пекине организовали прямо в парке в центре города. В Ванкувере – стеклянный шар, он насквозь просматривался. В Лондоне сняли особняк на Риджент-стрит недалеко от Пэлл-Мэлл. Это самый клубный район города. Кстати, там сидел на закрытии с Файфманом, Эрнстом и Болтенко. Я-то кайфовал: Джордж Майкл, все дела. Смотрю – а они записывают что-то все время. Уже тогда вовсю шла работа над Сочи. Там «Русский дом» располагался на Морвокзале.
– Чем запомнились те Игры?
– Удивительно, но не спортом. Дело в том, что несколько раз до Олимпиады я посещал Сочи. Помню, как с приездом любого руководства город вставал в пробках. Такого же ждал на Олимпиаде. Даже в Пекине с этим возникали проблемы. На футбольный финал приехали за 2,5 часа до начала. Все это время стояли в очереди. Или финал Лиги чемпионов на «Сан-Сиро» в 2016-м. Игра закончилась, два часа идешь пешком по какой-то промышленной зоне. Наконец-то выходишь на перекресток, но там 15 тысяч человек пытаются поймать авто. Ад!
Похожее было в Турине-2006. Чтобы попасть с фигурного катания на хоккей надо ехать через полгорода. Дороги никто не перекрывает. Итальянцы такие: «Ну подумаешь какая-то Олимпиада. Детский праздник». И все улицы намертво стоят. Водители еще эмоционально жестикулируют. Напоминает перекресток в Каире. Машины, велосипеды, снег – просто коллапс. Везде опаздывали.
– В Сочи по-другому?
– Абсолютно. Никаких пробок. Все сооружения в одном месте. Просто приезжаешь в нижний кластер и должен пройти через рамки как в аэропорту. Но их столько – до горизонта. И очередь максимум 3-4 человека. Не больше, чем на бизнес-стойке при регистрации на самолет. Дальше ты попадаешь в Олимпийский парк и спокойно ходишь на любые объекты. Очень гостеприимно, красиво. Мне стало приятно за страну. Да, потратились. Но надо понимать, что дешево, быстро и хорошо не приходят втроем. То есть дешево и быстро не будет хорошо. А хорошо и быстро не получится дешево.
Грустно сейчас наблюдать за тем, что происходит. Но спортсмены абсолютно ни при чем. Мы очень медленно реагируем, не отстаиваем своих. Как так: у них астматики, им выписывают все, что они захотят. На них работают научно-исследовательские институты. А у нас, как мне сказали гребцы в Афинах, витамин С дают: «Вперед, ребята». Таких историй от них наслушался.
– Например?
– Спросил: «А как вам удалось на витамине золото взять?» – «На нас никто не ставил. Попали в финал – уже хорошо». И рассказали, что последние 500 метров шли без сознания.
– В смысле?
– Я тоже не понял. Главный гребец объяснил: «Стартуем – первые полкилометра входим в точное дыхание. Потом на пределе. И последние метры без сознания. Ловишь зайчика, просто проводишь несколько десятков секунд по ту сторону жизни. И вот когда я зайчика ловил, заметил, что немцев на полкорпуса делаем. Крикнул: «Ребята, трехкомнатная в Ростове. Больше такого шанса не будет». И отключился.
***
– Из чего состоит ваша жизнь сейчас?
– Готовлюсь к юбилейному концерту 26 марта. Репетирую новую программу с Big Band Бутмана – скоро будем ездить с ней по стране. Если бы не юбилей, делал бы простые концерты. Обычно работаем не реже пяти раз в месяц. Дважды в год собираем Yota Space – это 3200 мест.
– Последний раз, когда выходили под фанеру?
– На съемках – новогодний огонек или какая-то передача. Там такое правило. А когда люди покупают билеты, не считаю подвигом спеть живьем. Так воспитан. Выходить и изображать эмоции мне неприятно. Это проще, надежнее, но я люблю поволноваться. Плюс в любой момент могу поменять песню, темп. Сказать теплые слова. Спеть: «Любите девушки простых нефтяников» или «Королеву высоты».
– Из современного сами что-то слушаете?
– Очень мало и только в ознакомительном плане. На большее нет времени и желания. Вырос с ламповой музыкой, с ней и уйду. Как говорил человек на «Титанике»: «Жили как джентльмены и уйдем как джентльмены». А вырос я на Beatles, Deep Purple, Led Zeppelin. Еще больше люблю Стиви Уандера, Earth, Wind & Fire, Jamiroquai, Depeche Mode, Sade.
В октябре летал в Париж на концерт Rolling Stones. Узнал, что они заканчивают последний тур, купил за огромные деньги билеты на всю семью. Получили необыкновенное удовольствие. Лучший концерт, что я видел в жизни. Сравнится только AC/DC в Стокгольме 10 лет назад. При этом с удовольствием хожу и на наших – у Леньки Агутина банда замечательная. Коля Расторгуев душевный, настоящий.
– Для 99% людей вы до сих пор ассоциируйтесь с «Васей».
– И хорошо. Остаться в памяти лидером какого-то направления – дорогого стоит. Тем более популярным стал не только «Вася». Десяточек подобных вещей за карьеру я сделал. Они до сих пор радийные хиты. На концертах поем их, но и новое добавили. Я ведь продолжаю писать.
– Тяжело, когда знаете, что лучшее уже создали?
– Очень. И с каждым годом все тяжелее. Включается внутренний цензор. Не хочется опускать планку. Понимаю, что надо писать лучше – хуже не имеет смысла. Поэтому и выпускаю альбомы все реже. Хотя это общечеловеческая тенденция. Когда артисту под 60, надо продолжать, но делать все высшего качества.
– В двух последний альбомах вы перепели чужие советские хиты вместе с Light Jazz. Кому-то нужна новая аранжировка «Трус не играет в хоккей»?
– Это дань уважения великим песням. Плюс самому интересно. Я спел любимые композиции детства. Сделал это деликатно. Вроде бы как исполнять после Магомаева, Кристалинской? Оказалось, можно. Оно звучит в новом джазовом прочтении. После альбома «Москвич-2015» я получил море работы в таком жанре.
– На корпоративы тоже зовут?
– К счастью, да. Но в последнее время изменилось само понятие корпоратива. Если раньше это такой образ гуляющего предприятия, то сейчас экономическая ситуация непростая. В основном заказывают люди, которые празднуют юбилеи, свадьбы. Или крупная корпорация. Массовости больше нет.
– Самый необычный корпорат?
– Казахстан, начало нулевых. Позвали, просили сыграть полчаса. Но вечер оказался таким затянутым. Столько артистов на него свезли, что наш выход постоянно откладывался. Организаторы успокаивали: «Пять песен сыграете», «Три песни». И в конце: «Знаете, все уже разошлись. В зале буквально одна-две пары. Если хотите, можете и не выходить». Говорю своим ребятам: «Я профессионал. Мы получили деньги, их надо отрабатывать. Или что, прилетали, чтобы просто посидеть?».
Появились на сцене, когда из зала выходила последняя пара. Музыканты кивают, что играть не надо. Сказал: «Нет, делаем все до конца». И спели «Черного кота», пока два человека уходили. Вот это называется счастье труда. Отработали одну песню, получили, как за целое выступление. Но ведь действительно отработали. И ни у кого нет морального права сказать, что незаслуженно. А в 90-х работали – всякого насмотрелись.
– Драки?
– И стреляли. При нас случилась пальба, ОМОН приезжал – мы все видели. Причем выстрелы были не в кого-то, а в потолок. Люди от восторга так делали. И от ощущения полной безнаказанности. Чувства, что они на вершине мира.
Другая история. Сидит один стол, никто не танцует. Мало ли – у людей серьезный разговор. Вдруг говорят: «Ребят, можно на секундочку паузу? Давайте помянем…». Тут понимаю, что мы на поминках.
– Даже страшно не было?
– Нет. Хотя я смотрел в глаза лидерам бандитских группировок. Они говорили: «Надо еще поиграть» – «Заплатили за час, его отработали. Хотите еще – платите деньги» – «Старичок, мы вас тут всех положим» – «Слушай, не быкуй. Мы рабочие ребята, мы играем – у меня рубашка насквозь мокрая». В этом плане знал, как себя с ними вести. Они чувствуют слабину. Если готов пресмыкаться, то удавят. Будешь у них до утра играть. Поэтому надо сразу ставить все на свои позиции.
В 90-х у людей случился перекос сознания. Шальные деньги, думали, что вершат судьбы. Но нас унизить невозможно. В моем возрасте можно работать только с предоплатой. Если поступила, выходим и работаем. Играем на полную катушку.
А то часто начинались неадекватные претензии, просьбы. Прилетаем, они начинают: «Ну тут еще совсем чуть-чуть. 300 километров надо проехать» – «Где это в договоре? Этого нет. Платите, или мы сейчас 15 минут поиграем в аэропорту и обратно поедем. Вы просили в городе выступить, а не куда-то дальше ехать».
– Вы говорили, что выступали перед многими чиновниками и людьми из Forbes. Кто это был?
– Я интеллигентный человек. Меня никто не уполномочивал называть их. Скажу только, что играли мы для всех, кого можете себе представить. Видел каждого президента нашей страны, начиная с Горбачева. Не обязательно на корпоративах – случались разные мероприятия. Те же декабрьские приемы в Кремле вел не раз.
– Человек, перед кем никогда не выступите?
– Сейчас не ездим на Украину. К сожалению. Если бы можно было, я бы с удовольствием. Тем более с той стороны поступают приглашения. Но понимаю, что не время. У меня нет ничего плохого к обычным людям, но существует и много идиотов. Их действия нельзя проконтролировать. Мы жертвы этого. Раньше 30% наших концертов проходило в городах, которые теперь находятся за рубежом общения.
– Интернет пишет, что за корпоратив вы берете 20 тысяч евро.
– Примерно так, но в рублевом эквиваленте (1,4 миллиона рублей – Sports.ru). И требуем все условия по райдеру. Они жесткие – например, перелет только «Аэрофлотом».
– Это ваш основной заработок?
– Нет, часть. Кроме этого есть клубные выступления, большие концерты, светские рауты, премии, презентации, преподавание в университете, авторские права. Последнее – сложная штуковина. Никто не понимает, куда идут деньги, кто их собирает, какая цена. Вот у меня 100 песен, в год от РАО я получаю за них около миллиона рублей. Правда, это одна организация. Есть еще другие – по смешанным правам, iTunes.
***
– Вы любите сигары. Самая дорогая, которую выкурили?
– Курю Кубу, она вся дорогая. Вообще не люблю дешевые вещи. Надо все дорого. Это сразу хорошо. Самое лучшее. Мы, русские, разбираемся в этом. Я вот как начал с «Коибы», так и продолжаю. Еще «Монте-Кристо», частные кубинские плантации. Но последнее – очень дорого. Спецзаказ, от 50 долларов за штуку. Их крутят индивидуально. Пробую, если только угощают. Как на 50-летии моего товарища Олега Тинькова. Там были такие, что можно завизжать от удовольствия. В оба вечера я выкурил по одной.
Помню времена, когда курил даже по две. Середина 90-х, только ушел с сигарет. Потом перешел строго на одну. Очень ее ждал. Сейчас хорошо, если раз в неделю получится.
– Почему?
– Так негде курить. Дома нельзя – запах не выветривается. Ресторанов и клубов фактически нет. Знаю в Москве только одно-два места.
– Вы говорили, что сигара полезна.
– Да, потому что сигареты, кальяны и электронные штучки, которые куришь несколько раз в день – это вредная привычка. Это секс. А сигара – любовь. Колоссальное удовольствие. Когда человек его получает, это всегда идет на пользу.
То же самое с алкоголем. Бокал красного вина – замечательно. Бутылка – вред. 50 грамм качественного односолодового виски – одно здоровье. Полезнее ничего не придумаете. Болезней не будет, ничего. Согреетесь, удовольствие получите. А если заливаете глаза, чтобы потерять человеческий облик, что здесь полезного? Не надо ничего запрещать. Просто умеренность и гармония должны быть во всем. Даже в спорте. Ходить много пешком – хорошо. А за любую чрезмерную нагрузку вы потом заплатите.
– Разве на голосе курение не сказывается?
– Только придает шарма. А вот сигареты сажают страшно. И даже не голос.
В 90-е я работал турами во дворцах спорта. Каждый день надо было пробежать по сцене два-три километра. Когда курил, появлялась одышка. Из-за этого и бросил. Почувствовал, что это мешает качеству работы. А сигара нет. Она одна. Плюс в наслаждение, как подведение итогов дня.
Больше всего люблю курить в Юрмале. Там у нас большая лоджия. Вечером сажусь с собакой, смотрю на сосны, звездное небо. Беру односолодовый островной виски. И медленно пью. Сигара делает момент еще более наполненным. Кайф.
– Кроме сигар вы цените яркую одежду.
– Уже не могу так сказать. Каких-то вычурных галстуков больше нет. Не хочу выглядеть как фигляр, который привлекает внимание всеми способами. Давно не ношу цветных носков. Не ставлю кок бриолином. Это не органично для человека моего возраста. Сейчас стараюсь соответствовать понятию денди. Когда тебе небезразлично, как выглядишь в глазах окружающих. Я за гармонию. На спорт – в спортивных штанах. На вечернее мероприятие – в смокинге. Не понимаю людей, которые всегда в джинсах. Если вы Стив Джобс, еще могу простить. А если рядовой гражданин и говорите, что все пофигу, то сидите дома. Не ходите никуда.
Конечно, я не всегда в белой рубашке и бабочке. Но в ресторан надо ходить в брюках и пиджаке. Я вообще пиджаки люблю.
– Сколько их в коллекции?
– Не очень много, штук 20. Моя мужская комната вообще небольшая. Но за последние годы в ней появилось пять новых пиджаков, которые очень люблю. Таскаю их каждый день. Они как кашемировые, очень удобные в нашем климате. Не мнутся и выглядят отлично. Но и стоят как 3-4 костюма. Конкретнее не скажу, чтобы не напугать. Хотя у женщин ценники еще больше. Платье чаще бывает дороже пиджаков. Но супруга учит не смотреть на цену, получать удовольствие от вещей. Мы ведь для этого живем. Когда-то все закончится, чего же себя не баловать. Мы не скупердяи, тратим на развлечения.
***
– В каждой статье про вас я читаю, что Сюткин – главный интеллигент русской сцены. Вообще не материтесь?
– Когда соответствует ситуация. Даже не когда на ногу падает тяжелый предмет – тут могу обойтись без мата. А если нахожусь в кругу друзей, и мат требуется для веселья, застолья и для дела. Как анекдот. Ценю людей, которые овладели искусством ненормативной лексики. Александр Ширвиндт делает это очень насыщенно и иронично. Сережа Шнуров разбирается. Общаюсь с ним, очень импонирует мне как образованный, мыслящий и тонкий человек. Что делает на публику – это шоу-бизнес.
– То есть не так много матерится?
– На самом деле и не пьет. Вообще. Хотя в речи на публику через слово проскакивает бухло и в Питере пить. Но в лучшем случае со Шнуром я выпил по бокалу пива. В остальных – я выпиваю, а он отказывается. Берет кофе, компот, чай, но не алкоголь. Курит только много, но собирается завязать.
– Ваше любимое матерное слово?
– Бездуховность, б##дь.
– Откуда это?
– 80-е, ездили с Макаревичем в Иркутск. Давали совместный концерт под гитару. Зрители ужасно вели себя за кулисами. Ломились в гримерку. Организатор – бывший учитель физики, интеллигентнейший человек в очках. Как-то вытолкнул их за дверь, закрыл. Обращаясь к нам, у него из глаз слезы хлынули. Сказал: «Вы нас извините, пожалуйста. У нас здесь Иркутск. Бездуховность, б##дь». Мы с Андреем от восторга упали. Но это точно характеризует то, что есть в стране. Общая картина культурного состояния на сегодня.
– Что имеете в виду?
– Свободу все воспринимают как вседозволенность. Не хватает какого-то примера. Такого уровня уходят люди – Рязанов, Гердт. Мы все как-то помельче. Но это и в мировой практике есть. Кого сейчас поставить рядом с Ивом Монтаном или Фрэнком Синатрой? Кого можно поставить и сказать: «Это джентльмен, мужчина»? Да, они были с пороками, курящие, пьющие, не моногамные в личной жизни, но мужчины. А сегодня непонятно что скачет.
– Мем про ББПЕ тоже от бездуховности?
– Конечно. Так еще не хотели удалять. Администраторы сайта сказали: «Мы как «Википедия», просто даем платформу. Это же не мы выставили, а народ. Чего вы возмущаетесь, Валерий? – «У меня родители. Мама смотрит: «Как так можно – ты – и призываешь бить женщин по лицу?».
Говорю: «Ребят, один раз пошутили и неплохо. Но когда это два месяца висит везде и миллионы просмотров… Давайте вы это уберете?» – «Это смешно» – «Ну поставьте себя. Мне неприятно, вы же меня не спросили». После этого ответили как мальчику: «Да пошел ты. Засунь свое мнение себе в задницу, будешь тут указывать нам». Ну и получили по полной. Через Роскомнадзор сайт убрали нахрен. Вообще теперь его нет в РФ. А могли нормально существовать.
– Только мемов с вами стало еще больше.
– Где угодно, но не в рунете. Мама точно не видит, хотя пользуется яндексом, гуглом.
И в таком мире мы сейчас живем. Никто не пропагандирует доброту, порядочность, вежливость. Человечество интересует грязь, разврат, война. С этой сексуальной историей (домогательствами Вайнштейна и других публичных лиц – Sports.ru) мы катимся в деградацию. Завтра вы будете перед кем-то извиняться. А что творится в европейских школах. Ребенка заставляют раз в неделю быть не девочкой, а мальчиком. В моем детстве за такое бы расстреляли.
– Откуда вы знаете про европейские школы?
– Дочь в Париже учится. Задают в институте ставить спектакль по Чехову. Один обязательно должен быть геем или лесбиянкой, один темнокожим. Чехов! «Три сестры»! Где там гей? Ну, давайте совсем с ума сойдем, как с беженцами. Титульная нация бегает как мышки и ничего не может сказать.
Я не считаю, что это правильно. Подобная толерантность мне не нравится. Но такое сейчас время. Надо терпеть и с достоинством делать свое дело. Играть рок-н-ролл, развлекать людей. А дальше посмотрим.
– В чем смысл жизни?
– Получать от нее радость. Стремиться к счастью. Мало кто может сформулировать, как это. Пока лучшее, что читал, было у Льва Толстого: «Счастье – это удовольствие без раскаяния». Вот и я хочу прожить и не чувствовать раскаяния за поступки.
Фото: instagram.com/syutkin_valeriy; Gettyimages.ru/Pascal Rondeau, Robert Laberge, Joe Scarnic; РИА Новости/Екатерина Чеснокова, Павел Петров, Дмитрий Коробейников, Валерий Мельников, Валерий Левитин
Источник: