«Анонимный учитель» — это
блог на сайте британской газеты «Гардиан» (The Guardian),
в котором педагоги могут, не указывая свое имя, рассказать о своей работе. Один
из «анонимных учителей» считает, что длинные летние каникулы не Читать далее →
В гостях у редакции Портала психологических новостей
psypress.ru – Евгений Морозов, психолог, бизнес-тренер, коуч и
игропрактик, ведущий трансформационных психологических игр. Евгений рассказал
об особенностях бизнес-тренинга и терапии, о том, как на нас влияет
информационное насилие, и о своем любимом инструменте – метафорических
картах.
– Евгений, расскажите, пожалуйста, почему вы
стали заниматься индивидуальной терапией?
– Я уже 13 лет работал бизнес-тренером. Занимаюсь
корпоративными тренингами: в сервисном обслуживании, в продажах и не только.
Для меня особенность бизнеса в том, что он ориентирован на цель, как и человек
в бизнесе. А терапия направлена на процесс изменений. Терапия – это состояние,
которое происходит внутри вас. Иногда это важно и для бизнеса. Например, я
спрашиваю у специалиста по продажам: «Почему ты не звонишь клиенту?» Как вы
думаете, что он отвечает?
– Не хочет? Боится?
– Да, он говорит: «Не хочу!» А почему? Потому что боится
быть навязчивым. Хорошо, а что для него значит быть навязчивым? И мы добираемся
до установки. Тут никакой тренинг не поможет, нужно осознание процессов и
изменение своих установок. После многих лет работы бизнес-тренером я понял, что
для меня ценно общаться с людьми. И тогда люди из компании, где я работал, один
за другим стали приходить ко мне за личными консультациями. Сначала это были
десятиминутные встречи, потом часовые. Через полтора года я понял, что
полноценно веду терапию. Мне стало очень интересно.
– И сейчас вы работаете с метафорическими
картами?
– Да, впервые я взял их в руки в 2013 году – и пропал. Когда
вы находите свой инструмент, вы можете расслабиться, сесть поудобнее, и вас
повезут. Два года назад на тренинге участница сказала мне, что я похож на
известного специалиста по метафорическим картам. Я ничего про эти карты не
знал, она рассказала, что есть такой инструмент психолога. И достала из
маленькой сумочки большую колоду метафорических карт. Я взял их в руки и понял,
что именно этот инструмент я искал годами. Изображения на картах – это некий
набор образов. Весь наш опыт, сознательный, и бессознательный, записан в виде
образов. И задача психолога – задавая вам вопросы про изображения на картах,
вытаскивая из вас ответы, приводить вас к осознанию своих действий. Сейчас мы
все попадаем под информационную атаку и страдаем от информационного насилия.
Иногда приходит клиент и говорит: «Добрый день, Евгений, у меня невроз
навязчивых состояний». Я понимаю, что это не ко мне, спрашиваю, кто его
наблюдал. А клиент отвечает: «Никто не наблюдал, я сам в интернете прочитал».
Ну, хорошо, что человек рак себе не диагностировал. Многие стали говорить не
своими словами. Спрашиваешь у человека в процессе терапии: «Вы чего хотите
достичь?». Он отвечает: «Хочу в срок до 30 ноября заработать вот такую сумму».
Я говорю: «Отлично, я вижу, что вы изучали SMART». Или перед трансформационной
психологической игрой спрашиваешь участников: «А что такое игра?» Несколько
минут тишины. Люди боятся говорить, вдруг их мысли «неправильные». А для меня
важно то, что все ваши мысли – правильные.
– А что такое игра?
– Игра – это инструмент развития. Для этого она существует в
природе. Я люблю такую загадку: угадайте игру, в которой есть много участников,
она развивает стратегическое мышление, в ней вы учитесь прогнозировать действия
своего оппонента, и за счет прогноза выигрываете или проигрываете. Угадали?
– Даже не знаю…
– Это прятки! Я прогнозирую, что вы пойдете искать меня за
этой дверью, и решаю там не прятаться. А вы думаете: «В прошлый раз Женя
прятался за дверью, я не стану там его искать». Но мы не отправляем ребенка
учиться прогнозировать действия ребят со двора, хотя, играя в прятки, он этим и
занимается. «Империя магов» – это трансформационная психологическая игра, в
которой вы принимаете решения и видите их последствия. Благодаря этому вы
можете понять собственные стратегии. Ведь у каждого есть любимый нож на кухне,
любимый карандаш и любимые стратегии действий для разных случаев. Задача игры –
обнажить эти стратегии и понять, эффективны ли они. Например, в игре «Империя
магов» есть карта «Помоги другому». Тот, кто ее вытащил, должен помочь любому
другому участнику словом, делом или «талантом». «Таланты» – это фишки, к концу
игры нужно увеличить их количество. И участник поступит? Кто-то помогает
словом: говорит что-то ободряющее. Кто-то помогает делом: приносит стакан воды,
а в ответ слышит: «Зачем ты мне воду носишь, мне «таланты» нужны!» А кто-то
отдает свой «талант». Я спрашиваю: «Почему? Ведь «талант» – это твои жизненные
силы!» Участник говорит: «Я же должен помогать людям!» И это его стратегия.
Бывает, человек отдает последний «талант», а сам остается ни с чем. Мы это
обсуждаем, и участники очень много понимают о себе. А представьте, человек
помог другому своим «талантом», а потом к нему приходит карта «получи для себя
один талант». Была ли эффективна его помощь? Поблагодарил ли за нее мир?
– Но участник
вытащил карту случайным образом, независимо от того, отдал ли он
«талант»?
– Вы пытаетесь рационализировать. Но не забывайте, мы
находимся в игре. Я предлагаю подумать, часто ли вы, помогая другому, сами
получаете помощь? Все события – это случайный выбор карт, но давайте помнить
про эффект синхронистичности. В любом случае все события каким-то образом
касаются вас. Например, вы помогли другому своим «талантом». И следующей картой
приходит эта: «отдай один талант». Тогда я задам вам вопрос: «Почему, когда ты
помогаешь другим, потом ты теряешь?»
– Карты – это повод задать себе вопрос?
– Не только. Это повод посмотреть, как ты взаимодействуешь с
другими. Понять, что ты делаешь и что не делаешь, чтобы достичь своей цели. С
моей точки зрения, это модель мира. Недавно участница игры «Империя магов»
всплеснула руками: «Да это же гадание! Здесь всё про меня!»
– Если картинки достаточно абстрактны, каждый
человек может сказать, что они про него?
– Абсолютно верно. Всё есть метафора всего. Неважно, какая
карта придет, важно, как вы на неё реагируете.
– Тогда что такое метафора?
– А что для вас метафора?
– В школе учили, что это иносказательное
описание.
– Да, так и есть. Это передача информации через образы,
слова, ассоциации. Игра – не голос свыше. Это инструмент, с помощью которого вы
можете увидеть свои любимые стратегии. Одна участница пришла на игру, чтобы
понять, почему она очень давно не может продвинуться по карьерной лестнице. И в
игре она постоянно отдавала свои ресурсы. К ней пришла карта «перемести в мире
1-3 «таланта», это одна из самых провокационных карт. Участница могла чужие
таланты себе забрать, а она свой единственный отдала другому. Тогда я задал
только один вопрос: «А как это про твою цель?» И она начала плакать: «Я всю
жизнь так делаю! Я могла получить повышение, но пришла к директору и сказала,
что есть другая замечательная сотрудница. Её и повысили».
– Можно ли сказать, что метафора – это
послание?
– Да. Послание от вас к вам. Я предлагаю метафоры, а вы
выбираете подходящие.
– А для вас при этом что-то меняется?
– Естественно. Наталья Хлопонина, автор игры «Империя Магов»
любит говорить, что игра сначала берется за ведущего. Я открываю для себя
собственные стратегии. Иначе я бы дал вам список вопросов и ждал в сторонке,
пока вы на них отвечаете. Еще в игре я модератор. Слежу за соблюдением правил,
задаю вопросы, иногда провоцирую. Например, в колоде есть карта власти:
вытащившему ее нужно переместить за столом одного участника.
– И что это дает?
– А вы бы увидели. Человек минут 40 просидел на одном месте,
ему удобно. А у вас власть, и вы ему говорите: встань и перейди на другое
место. Как вы себя почувствуете, если он начнет жаловаться?
– Можно объяснить ему, зачем
нужно перейти.
– А почему вам хочется объяснять?
– Чтобы человек не переживал.
– А почему вам хочется, чтобы он не переживал? Видите, я
всего лишь задаю вопросы, чтобы вы увидели себя. Для меня важно, увеличивается
ли количество «талантов» на вашем столе, комфортно ли вам. А клиент в любой
момент может остановиться и не идти дальше.
– Вы в начале игры предупреждаете, что всегда можно
встать и выйти?
– Нет, но я же не запираю дверь. У меня профессиональное
психологическое образование, я придерживаюсь этики психолога, хожу на
супервизию. Сейчас я запланировал провести мастер-классы, обучающие работе с
метафорическими картами. Это, конечно, инструмент психолога, но его могут
использовать и люди, не работающие в этой профессии. Если я порежу палец, у
меня дома есть аптечка. В случае тяжелых эмоциональных ситуаций метафорические
карты могут стать вам аптечкой. Я обучаю техникам для индивидуальной работы,
но, что важно, это не дает право консультировать других.
– Можно ли понять заранее, подойдет ли человеку
работа с метафорическими картами?
– На это у меня нет готового ответа. Это как выбор одежды
через интернет: без примерки трудно. Можно сходить на бесплатный мастер-класс,
я такие провожу, и понять, ваше ли это. Если вас притягивает работа со сказкой
и с образами, метафорические карты для вас. Если вы рациональны, вам нужно
раскладывать все по полочкам, они тоже для вас. Карты универсальны. Но всегда
есть критерий: нравится/не нравится. Я выбрал этот инструмент, потому что он
мне близок. А от каких-то других отказался. Я восхищаюсь терапевтами, которые
могут работать с рисованием мандал. Для меня это просто космос. Но у меня так
не получается, я пока туда не иду.
– Большое спасибо за беседу!
Беседа состоялась 7.08.2015 в редакции портала
PsyPress.ru
Беседовала Мария Самулеева
Источник:
Приблизительно в 80% случаев при эпилепсии развитие припадка
начинается в височной доле коры головного мозга – это так называемая височная
эпилепсия. Музыка обрабатывается в слуховой коре в этой же области мозга,
поэтому ученые решили изучить влияние музыки на мозг людей, больных эпилепсией.
Исследователи сравнили способность мозга реагировать на музыку у людей больных
эпилепсией и у людей, не страдающих этим заболеванием, с помощью
электроэнцефалограммы, когда с помощью электродов записывается электрическая
активность мозга. В исследовании принял участие 21 пациент медицинского центра
Векснера государственного университета Огайо в период с сентября 2012 по май
2014 года.
Пациенты сначала 10 минут слушали тишину, затем одно из двух
произведений: сонату Моцарта для двух фортепиано до мажор или «My Favorite
Things» в исполнении джазового музыканта Джона Колтрейна. Затем, после второго
10-минутного периода тишины следовало второе из этих двух музыкальных
произведений (то, какое из произведений исполнялось первым, определялось
случайным образом). После этого следовал третий 10-минутный период тишины.
Исследователи обнаружили, что во время прослушивания
музыкальных фрагментов у больных эпилепсией наблюдался существенно более
высокий уровень синхронизации мозговой активности, в особенности в височных
долях, чем у здоровых людей. Ученые не думают, что результаты этих исследований
смогут заменить существующую терапию, но возможно, в сочетании с
традиционными методами лечения музыку все же можно будет использовать, чтобы
предотвратить припадки у больных.
Источник:
АРА
Источник:
В большинстве стран Запада аутизм диагностируется в возрасте
от двух до пяти лет, когда становятся заметны поведенческие симптомы. Но не
означает ли это, что из-за задержки упускается ценнейшая возможность раннего
вмешательства? Известно, что чем раньше начинается терапия, тем на больший
положительный результат можно рассчитывать.
Группы ученых по всему миру стали изучать возможности
раннего вмешательства при работе с детьми из группы риска: это младенцы с
ранними признаками аутизма и сиблинги детей с диагностированным аутизмом,
которые также имеют 20% риск развития аутизма (для сравнения – в среднем риск
аутизма составляет около 1%).
В 2014 году
команда исследователей из США опубликовала работу, в
которой сообщается об успешном использовании обучающих программ для родителей.
Ученые наблюдали группу детей с ранними признаками аутизма, такими как
сниженная мотивация и навыки общения, до достижения ими возраста трех лет,
когда аутизм можно уверенно диагностировать или исключить. Почти все дети в
этом исследовании показали хорошие результаты, хотя размер выборки был очень
небольшим: терапию завершили 7 детей. Еще одно важное замечание: детей для
участия отбирали не случайно, поэтому мы не можем быть уверены, что результат
был получен благодаря терапии.
В начале 2015 года
группа ученых из Великобритании опубликовала результаты
исследования детей из группы риска, у чьих сиблингов диагностирован аутизм. В
исследовании приняли участие 54 родителей с детьми, отобранные случайным
образом, часть из которых приняла участие в терапевтической программе, тогда
как с другими никакой терапии не проводилось. Наблюдение за детьми проводилось
только до достижения ими возраста 14 месяцев, что слишком рано, чтобы судить о
том, развился ли у них аутизм. Но результаты исследования вызывают интерес. По
сравнению с теми, к кому терапия не применялась, группа детей, участвовавших в
новой терапии, демонстрировала прогресс в навыках социального поведения.
Младенцы, участвовавшие в терапевтической программе, обращали большее внимание
на родителей во время игры, а сниженное внимание к взрослым является верным
признаком появляющегося аутизма. Кроме того, оценка общительности, проведенная
в игровой форме незнакомым взрослым (способ оценки риска развития аутизма) у
этих детей была несколько выше.
Участвовавшие в программе младенцы проявили большую
способность к контролю внимания (или скорости обработки зрительной информации).
Этот показатель оценивается с помощью быстрой демонстрации изображений на
экране компьютера: с помощью технологии отслеживания движений глаз
исследователи определяют, насколько быстро дети могут переводить взгляд с
одного изображения на другое. Ранее было показано, что у детей, не
справляющихся с этой задачей, впоследствии выявляют аутизм. Это исследование
является пилотным, в нем приняло участие относительно небольшое число семей.
Младенцы, которые приняли в нем участие, еще слишком малы, чтобы подтвердить
или исключить у них аутизм. Для исследования отобрали детей, у чьих сиблингов
диагностировано расстройство, следовательно, у большинства из них (около 80%)
вряд ли разовьется аутизм даже без специальной терапии. Тем не менее, это
исследование показывает, что терапия в первый год жизни может помочь детям из
группы риска по аутизму.
Эти и некоторые другие исследования ранней терапии аутизма –
пока только пилотные работы. Но на их основе уже проводятся следующие. Уже
сейчас понятно, что ограничения, связанные с аутизмом, не должны быть бременем
всей жизни. Терапия в течение первых лет жизни, непрерывное образование и
поддержка в детстве и взрослой жизни должны помочь людям с расстройствами
аутического спектра.
Источник:
Elsevier SciTech Connect
Источник:
