18+
GettyImages
«ОК, — сказала мне моя жена Сэм. — Вот запись донора под номером 4662». Она вывела громкость на максимум. Мужской голос произнес: «Меня по‑настоящему интересуют медитации, ментальные практики, самоосознание». Я закатила глаза. Донор номер 4662 казался повернутым на буддизме, парень до него — подростком из школьного оркестра. Нельзя сказать, что это плохо, но я ничего не знала о его характере или чувстве юмора. Я знакома с ним только по его страничке на сайте доноров. Я никогда не предполагала, что, будучи женатой на женщине, я буду вынуждена выбирать мужчину.
Сэм заявила, что я должна определиться с выбором до конца недели. Я просмотрела ее таблички в Экселе, где имена лучших, по ее выбору, кандидатов были старательно выделены жирным шрифтом. У этих доноров было все, что мы искали: каштановые волосы, голубые глаза, здоровая наследственность, склонность к точным наукам. Мне казалось, это будет легко, но теперь я застыла в нерешительности.
Я, конечно, понимала, что у нас с Сэм не может быть общего ребенка. С тех пор, как мы стали встречаться — еще в колледже, я знала, какую цену (эмоционально и финансово) придется заплатить, когда мы создадим семью. Но я лелеяла дурацкую надежду, что все окажется просто, когда мы будем готовы к этому. Теперь же, десять лет спустя, я оплакивала дитя, которое мы не можем родить сами. Каждый раз, когда я слышала, как кто-то сюсюкает с беременной подругой: «Надеюсь, у него будет твоя улыбка и высокий рост твоего мужа», я поневоле пригорюнивалась. «Наша малышка будет самой очаровательной», — сказала я Сэм. Она обняла меня, чмокнула в нос и сказала: «Я знаю».
Мы говорили о ребенке с тех самых пор, как поженились в 2013 году. Из-за наших расписаний все отложилось на несколько лет, но моя жена любит все планировать заранее. Она знала, что мы не сразу найдем поставщика спермы.
Первым делом мы проработали очевидный вопрос: знаем ли мы подходящего донора? Мы знакомы со множеством классных парней, но нам не хотелось усложнять отношения с ними. У каждой из нас есть по брату. «Просто возьмите одного из них», — предложила моя мама с той же легкостью, с какой за секунду собирает кубик Рубика. Но мы хотели, чтобы ребенок был нашим, и не хотели нагружать никого из братьев ответственностью биологического отца. Я люблю брата Саманты, но носить его ребенка — словно быть звездой реалити-шоу, в котором я не желаю участвовать. Донорство спермы предполагает, что дяди остаются дядями, а друзья — друзьями.
А еще мы хотели, чтобы у ребенка в 18 лет появилась возможность найти своего биологического папу, если захочет, а значит, нам нужен был «открытый донор», то есть не анонимный. В идеале, хотелось, чтобы он был высоким, с парой сестер и чуть более атлетического сложения, чем мы с женой.
«Сэм не хотела, чтобы у нашего ребенка оказались сотни братьев и сестер… Мне хватает драм с двумя, можете себе представить, что будет с 500?»
Сэм выбрала криобанк исходя из того, какой из них предлагает открытых доноров, насколько тщательно у них проводится отбор и насколько они лимитируют количество поставляемой спермы. Некоторые предоставляют столько донорской спермы, сколько им удалось заполучить. У других есть ограничения. Сэм не хотела, чтобы у нашего ребенка оказались сотни братьев и сестер. Что, если дитя выйдет таким же безудержно любопытным, как я? И решит разыскать из всех? Мне хватает драм с двумя, можете себе представить, что будет с 500?
Что мы в итоге стали искать, так это самого здорового донора, который бы помог нам — сначала мне, а потом Сэм — обзавестись детьми, хотя бы слегка похожими на нас обеих.
Я никогда не верила в предзнаменования. Но когда я остановила свой выбор на одном из кандидатов, я ощутила, что это судьба. И не только потому, что он подходил нам генетически. На его донорской страничке его попросили оставить послание тем детям, которые могут получиться из его спермы, и он написал: «Уверенно двигайтесь в направлении своей мечты. Живите той жизнью, которую себе вообразили». Мой отец привел ту же цитату из Генри Торо, произнося тост на нашей свадьбе. И это был знак. Это было то, что я смогу рассказать ребенку, когда тот спросит: «Откуда я взялся?» Процесс постепенно стал казаться не столь научным, сколь духовным. Мы заказали все шесть пробирок спермы этого парня, какие были.
«Оставалось только три пробирки. Сэм боялась, что когда настанет ее очередь рожать, ей придется искать другого донора».
После трех неудачных попыток оплодотворить меня методом введения семени в матку, мы посоветовались с доктором насчет ЭКО. Оставалось только три пробирки. Сэм боялась, что когда настанет ее очередь рожать, ей придется искать другого донора. По разным причинам мы хотели, чтобы наши детки были родными братьями-сестрами (например, вдруг один другому захочет пожертвовать орган?). К тому же, я представить не могла, что снова пройду процесс выборов донора, мне и первого раза хватило. Звонки и письма в криобанк ничего не дали. Наш здоровый, красивый и эрудированный донор еще не сделал нового вклада в банк спермы.
Никогда еще я так не желала написать письмо мужчине. Я поделилась проблемой с врачом. «Я очень хочу, чтобы мы обе использовали эту сперму!» — «Нет проблем. Я могу использовать и полпробирки для вашего ЭКО», — уверенно ответила она. Я вышла из ее кабинета окрыленной, как и Сэм. «У нас будет ребенок!» — сказали мы друг другу.
Нелегко мыслить рационально и позитивно одновременно, но мы постарались сохранить этот баланс. Возможно, нам придется искать другого донора для Сэм, и мы сможем с этим смириться. В конце концов, ее мама была приемной дочерью, а мы знаем, что когда станем мамами, наши дети будут по‑настоящему нашими.
Когда мы сказали друзьям, что пытаемся зачать, одна из них захлопала в ладоши и сказала: «О, Сэм, я надеюсь, у ребенка будут твои глаза!» Сэм рассмеялась и ответила: «Ну, это невозможно». Подруга жутко смутилась, но мне понравилось ее сентиментальное восклицание. Теперь, когда во мне растет и развивается наш первенец, я с нетерпением жду, какие из наших черт он или она унаследует.
Надеюсь, выбрать коляску окажется легче, чем выбрать донора.